30 октября – день памяти погибших в годы репрессий

В поселке Левашово за неприметным в лесу зеленым забором находится Левашовская Пустошь, Мемориальное кладбище.

Входишь в калитку, идешь по аллее, под ногами скрипит песок… Проходишь под колоколом, который роняет тяжелые, как слезы погребальные звуки. Дальше центральная дорожка выводит к поклонному Кресту, где разбивается, разлетается в разные стороны.

Всюду памятники; маленькие, символические могилки похожи на детские; почти на каждом дереве лица, глаза чистые, прекрасные, не понимающие, не принимающие навета и страшного приговора.

Земля под ногами настолько мягкая, что становится страшно… Будто пух…

На Левашовском кладбище лежат мученики. Страшный террор не щадил никого — ни женщин, ни мужчин, ни подростков, ни детей. Ни священников, ни монахинь…

В 1937 году земля за зеленой оградой шевелилась, погребая еще живых, заглушала последние крики, скрывала непереносимое страдание… Но не страшно идти по этой земле. Оказавшись за оградой, вдыхаешь чистый и святой воздух…

Многие из убиенных канонизированы, причислены Православной Церковью к Лику Святых.

Новомученики и Исповедники Российские, молите Бога о нас!

* * *

Левашовская пустошь, поросшая тихими, печальными елями, оживает людьми лишь один раз в году, 30 октября, когда поминают жертв сталинских репрессий.

… Не так давно здесь был секретный полигон НКВД, где за два года репрессий было похоронено около сорока семи тысяч человек. Расстрелянных привозили сюда грузовиками…

Один местный житель, который в страшный 1937 год был мальчишкой, рассказывал, что им, ребятам, было интересно, что прячут за забором. Они подобрались незамеченными и вытолкнули из доски забора сучок. В получившийся глазок мальчики увидели замученную, взлохмаченную землю, которая шевелилась и стонала. Людей закапывали и живьем…

На следующий день продырявленная доска была заменена…

В 1989 году левашовский полигон был рассекречен, ему придали статус мемориального комплекса памяти репрессированных…

***

История тайного могильника НКВД началась в 1937 году.

2 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о проведении широкомасштабной «операции по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников».

31 июля 1937 года начальник Управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области Л. М. Заковский получил из Москвы экземпляр секретного оперативного приказа № 00447 наркома внутренних дел Н. И. Ежова о немедленном начале операции. По плану, утвержденному в приказе для Ленинградской области, «тройка» в составе начальника УНКВД, прокурора области и второго секретаря обкома ВКП(б) должна была начиная с 5 августа в течение четырех месяцев приговорить к расстрелу четыре тысячи человек, а к заключению в лагеря и тюрьмы — десять тысяч человек.

Демонстрируя свое рвение, план перевыполнили…

* * *

Типовые, протокольные вопросы, глупо-наивные, лишенные всякого смысла, задавались заслуженным протоиереям, ученым, архипастырям, сотням тысяч людей!

Это больше напоминает игру с ненастоящими обвинениями. Поверить в реальность происходящего невозможно! Но расстреливали людей тысячами по-настоящему! Земля захлебывалась в крови. Применяли пытки по-настоящему. Ссылали в лагеря на смерть по-настоящему!

И в этой заведомо подлой игре участвовало огромное количество людей, которые писали доносы, докладывали, наушничали, выслуживались…

Вспоминается Суд над Иисусом Христом. Не виновен, но все равно распни Его, распни…

Допрос Христа у первосвященника Каиафы:

Лжесвидетели: Он говорил: «Могу разрушить храм Божий и в три дня создать его».

Каиафа: Что же ничего не отвечаешь? Что они против Тебя свидетельствуют?

Иисус молчал.

Каиафа: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам: Ты ли Христос, Сын Божий?

Иисус: Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных.

Каиафа: Он богохульствует! На что еще нам свидетелей? Вот, теперь вы слышали богохульство Его! как вам кажется?

Первосвященники выносят приговор: повинен смерти.

(Мф. 26: 57–66.)

Люди, опомнитесь! Какая здесь вина?!!

* * *

Вопрос: Вы арестованы по обвинению в ведении контрреволюционной пропаганды. Дайте показания.

Ответ: Никакой контрреволюционной пропаганды я не вел.

Вопрос: Вы говорите неправду. Следствие располагает данными, изобличающими вас в контрреволюционной пропаганде.

Ответ: Подтверждаю свой первый ответ, что никакой контрреволюционной пропаганды я не вел.

Вопрос: Следствием установлено, что вы по вопросу о положении Церкви в СССР вели агитацию, что советская власть является гонительницей Церкви.

Ответ: Подобной пропаганды я не вел.

Вопрос: Признаете ли себя виновным, что вы допускали оскорбительные выпады против советской власти, называя таковую кучкой разбойников?

Ответ: Виновным себя не признаю, подобных слов я не говорил.

Вопрос: Следствию известно, что вы вели контрреволюционную клевету по вопросу о материальном положении рабочих и крестьян, высказываясь, что как рабочие, так и крестьяне стонут от недостатков, живя в нуждах.

Ответ: Подобных высказываний я не говорил.

Вопрос: Признаете ли себя виновным, что вы распускали контрреволюционную клевету о преследовании ни в чем не повинных людей в связи с годовщиной смерти Кирова?

Ответ: Не признаю себя виновным, подобной контрреволюционной клеветы я не вел.

Вопрос: Следствию известно, что вы вели контрреволюционную пораженческую пропаганду в связи с изменой Тухачевского и других предателей.

Ответ: Контрреволюционной пораженческой пропаганды я не вел.

Вопрос: Следствие подтверждает свое обвинение по всем вопросам и требует дачи искренних показаний.

Ответ: Подтверждаю, что я говорю искренне и чистосердечно.

Это протокол допроса. В круговерти сумасшествия твердо и спокойно стоит воин Христов. Нет, на нем нет сияющих доспехов, нет мужественной осанки и горящих глаз — это белоснежно-седой, уставший батюшка.

Следователь обвиняет его, избитого, униженного, в том, что он оговаривает советскую власть: говорит, что Церковь подвергают гонениям! что священников травят! людей притесняют…

Повинен смерти! Какие еще нужны доказательства его вины?! И своей рукой ставит под допросом подпись. Чтобы протоиерей Карп Эльб стал еще одной жертвой неистового террора, кровавым приношением для новых богов.

Карп был простым крестьянским юношей, привыкшим с малолетства к тяжелому труду. Он родился 5 февраля 1869 года в деревне Оло Феллинского уезда Лифляндской губернии.

Больше всего он любил Бога и детей. Поэтому и путь его оказался особенным, не таким, как у отца и матери, братьев, односельчан…

Первым шагом на этом пути стала Прибалтийская учительская семинария, после которой молодой человек начал преподавать Закон Божий в городе Балтийский порт (теперь — Палдиски) и в Пюхтицком Успенском женском монастыре.

Через некоторое время в монастырском храме он был рукоположен в диаконы.

А в 1899 году священник Павел Петрович Кульбуш (в недалеком будущем — священномученик Платон, епископ Ревельский) пригласил отца Карпа занять должность диакона в столичном храме священномученика Исидора (центр русско-эстонского благочиния в Санкт-Петербурге).

Какими же дарами от Бога обладал диакон? Что его невозможно было не заметить…

Кроме служения на приходе, отец Карп стал законоучителем сразу в нескольких школах Санкт-Петербурга. Во II и IV Коломенских женских начальных городских училищах, в эстонской церковно-приходской двухклассной школе, в образцовом приюте барона А. А. Штиглица, в котором обучались около двухсот петербургских мальчиков и девочек из малообеспеченных семей.

Когда мера переполнена, это уже не труд, а служение. Доказательство Любви делом. В приюте и в эстонской школе отец Карп учил детей Закону Божию безвозмездно.

Возвели отца Карпа в священнический сан как на Голгофу. Потому что был уже 1918 год, начало гонений, притеснений, убийств. Уже погиб златоуст Петербурга — отец Философ Орнатский и многие другие священники… Петербург сотрясался в безумии падучей болезни — революции.

В 1922 году, прикрываясь голодом, прячась за покойниками, Ленин начал террор против Церкви. Недаром он говорил: «Я являюсь личным врагом Бога».

«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления».

«Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету».

«Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».

«На основании доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи , а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров».

«Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше…»

Отец Карп шел по пути мученичества двадцать лет священнического служения, в шестьдесят восемь, став стариком… Но все так же любя Бога и детей.

…24 сентября 1937 года он был расстрелян.

21 февраля 2001 года протоиерей Карп Эльб причислен к лику новомучеников и исповедников Российских.

Покоится священномученик Карп в мягкой земле Левашовской пустоши. Когда идет дождь или по весне тает снег, то на еловых ветвях над ним повисают чистые, будто детские слезы.

* * *

Протоиерей Петр Ревенко, священник Псковской епархии, был арестован 28 октября 1937 года. Его отпустили домой с тем, чтобы он явился через два дня и принес заявление об отречении от Бога. Ему дали шанс спастись.

У отца Петра была любимая матушка и восемь детей. Он вернулся к следователю через два, проведенных с семьей, дня, в которые успел проститься с ними. И засвидетельствовал своей мученической кончиной, что Бог есть!

* * *
Священник Михаил Иванович Шилов. Родился в 1902 году в селе Пчева Киришского района.

Последние годы своей жизни служил в деревне Мотохово того же Киришского района, в церкви Рождества Иоанна Предтечи.

Арестован 11 сентября 1937 года.

19 октября 1937 года особой «тройкой» при УНКВД по Ленинградской области по статье 58-10,58-11 УК РСФСР приговорен к высшей мере наказания.

21 октября 1937 года расстрелян. Захоронен в общей могиле на полигоне в поселке Левашово.

Это единственная информация, которая находится в открытом доступе. Больше ничего нет. А ведь где-то живут его дети и внуки, которые помнят его. Которые могли бы рассказать о нем. А семья у отца Михаила была большая…

…В селе Мотохово, в крестьянской семье Родиных рос мальчик Вася, он был ровесником младшего сына отца Михаила. Дружили.

Васин папа, Александр Тимофеевич, был регентом в храме Рождества Иоанна Предтечи, мама и сестры пели на клиросе. Их семью репрессировали в тридцать первом. В год «великой» коллективизации. За трудолюбие, за веру и за то, что своим хозяйством жили и не нуждались в колхозных крохах. Да еще хорошо ведь жили! Просторный, светлый дом, поля, амбары, мельница, кузница…

Отца, главу семьи, и сестру на лесоповале до смерти замучили, а двух старших братьев — на торфоразработках.

С Василием Александровичем Родиным я познакомилась в Левашово, когда писала книгу о Великой Отечественной войне. Жаль, что мы не можем увидеть жизнь, нет, не с высоты птичьего полета, оттуда ничего не видно, а с Божией высоты. Пути Господни неисповедимы! Всю жизнь Василий Александрович прожил в Волховстрое, на старости потерял сначала любимую жену, потом зрение. И оказался у дочери в Левашово, недалеко от Пустоши, где нашел покой его духовник, отец Михаил Шилов.

Вот что осталось у Василия Александровича в памяти из тех радостных детских дней, когда храм и чудесной красоты колокольня возвышались над деревней Мотохово, когда все были живы, трудились и славили Бога.

Батюшка жил в церковном доме возле храма. Семью привез только в 1934 году. Так что пожили они здесь совсем недолго. Когда отца Михаила забрали, матушка с детьми вернулась в родное село Пчева.

У батюшки было свое хозяйство и поле, где он косил траву. Когда при Хрущеве в Мотохово стали выделять участки под садоводства, это место так и называли Попово Поле. Названия иногда лучше людей помнят прошлое.

Был у батюшки жеребенок. Хороший, крепкий. Пришла пора его продавать. Но отец Михаил решил разыграть его среди клириков храма. Идея эта понравилась. Изготовили пятьдесят лотерейных билетов. Каждый участник должен был заплатить по двадцать копеек. Только на одном билете стояло имя жеребенка. Билетики батюшка положил в шляпу. Все тянули по очереди. Папа Василия Александровича вытащил билет, а там написано: «ЧЕРВОНЕЦ». Он удивился. А батюшка рассмеялся и говорит: «Вот это и будет имя твоему жеребенку».

Растили Червонца для брата Михаила. Вырос он в хорошего, сильного коня. Его вместе с домом потом отобрали. Когда «раскулачивали»… Да и брата скоро не стало…

В церкви Рождества Иоанна Предтечи хранился огромный архив, все, кто рождался, женился, умирал в деревне с момента постройки храма в середине XIX века записывались в книги, для которых были выделены специальные помещения, работал архивариус. Когда церковь закрыли, то и днем, и ночью топили печи — сжигали документы, с иконостасов баграми срывали и жгли иконы.

Чтобы потешиться, часть архива скинули с колокольни. История деревни хлопьями опадала на землю.

Мама не выпускала маленького Васю со двора, боялась, что под горячую руку и его убьют. Один листок долго-долго кружил над их домом и упал у крыльца. Там было написано: «Анна и Александр Родин сочетались браком…» Мать долго плакала, увидев этот листок. И прижимала его к губам. Их семья была уже уничтожена…

Последнюю службу в деревне Мотохово, в храме Рождества Иоанна Предтечи отслужил отец Михаил. После ареста священника, церковь закрыли. Она и сейчас стоит в запустении. Кое-где на полуразрушенных стенах остались росписи, на которых еще видны потемневшие от печали святые. На месте купола растут рябины, гнущиеся по осени под тяжестью красных брызг.

В доме отца Михаила устроили магазин, где царил всегда страшный беспорядок — цен нет, а так все, по пьяному наитию. Заведовали магазином муж и жена алкоголики.

Страшная страница истории давно перевернута, палачи встретились уже со своими жертвами Там, где есть только одна Истина. Но разрушения, начатые тогда, продолжаются. Если города, лишенные духовной жизни, устояли на книгах, университетах, театрах, культуре. У людей была пища, не полезная, иногда просто вредная, но они не утратили способности мыслить и искать. То деревни, потеряв веру, лишились хребта…

* * *

Деревянная церковь святого Серафима Саровского в дачном поселке Графская (ныне пос. Песочный) была построена трудами Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви и его председателя, отца Философа Орнатского.

Торжественное освящение храма состоялось 18 июля 1904 года накануне первой годовщины прославления преподобного Серафима. Освятил его преосвященный Сергий (Страгородский).

История этого храма, даже по человеческим меркам, оказалась недолгой — всего тридцать три года он исповедовал веру Православную. В 1937 году его отдали на поругание, искалечили. Снесли купола и колокольню, уничтожили все внутреннее убранство. Перекроили под склад, потом под клуб, пункт проката…

Но не долгой своей жизнью он успел освятить землю вокруг себя. Здесь горячо и искренне молился святой праведный Иоанн Кронштадтский, братья Орнатские. Протоиерей Иоанн Орнатский был настоятелем этого храма с 1923 по 1928 год. Священномученик Философ тоже совершал здесь Богослужения. А недалеко от храма у него была дача. Наверное, матушка отца Философа и дети его тоже часто приходили сюда на службу, исповедовались, причащались…

В 1918 году был арестован и расстрелян отец Философ.

… 23 февраля 1936 года по обвинению в том, что, «не являясь участником контрреволюционной группы, был знаком с лицами, работавшими в ней, и в декабре 1935 года в связи с закрытием в Ленинграде одной из церквей, высказывал контрреволюционные взгляды по поводу мероприятий Советского правительства и Советской власти…», был арестован протоиерей Иоанн Николаевич Орнатский и приговорен к пяти годам лишения свободы с дальнейшим поражением в правах на три года.

По официальной версии, отец Иоанн умер 21 апреля 1937 года от сердечного приступа. Но в семейном архиве хранится телеграмма на имя матушки Анны Семеновны Орнатской: «Ваш муж умер 20 апреля» (Подпись неразборчива). Когда старшая дочь, Мария, приехала в лагерь, где должен был отбывать срок заключения ее отец, то узнала, что протоиерей Иоанн был замучен до смерти уголовниками. Думается, не без согласия на то властей… Так вслед за братом отец Иоанн принял мученическую кончину.

Последним настоятелем церкви святого Серафима Саровского стал протоиерей Николай Меринов. Он был расстрелян в том же, 1937 году. С его смертью, прервалась на долгие годы и духовная жизнь поселка Графская.

13 декабря 1990 года указом митрополита Ленинградского и Ладожского Иоанна (Снычёва) была утверждена община прихода церкви св. Серафима Саровского. И в 1991 году — в год второго обретения святых мощей преподобного Серафима Саровского — церковь начала возрождаться.

* * *

Вся жизнь протоиерея Николая Ивановича Меринова уместилась в нескольких фразах на кресте: Родился 23 декабря 1892 года. Убит 24 сентября 1937 года. Последний священник церкви святого Серафима Саровского в поселке Песочный. В чине поручика участвовал в Великой войне 1914-1918 годов. Был ранен. После ареста отца Николая, храм был закрыт. Искали тебя пятьдесят два года, а тебя умучили рядом с домом. Вечная тебе память. Дети. Внуки. Правнуки. Прихожане…

«Я — внук расстрелянного протоиерея!

О том, что мой дед был священником, я узнал от матери 17 августа 1967 года, в день тридцатилетия его ареста. Тогда еще никто из близких не знал о его трагической судьбе. Его увели в никуда, не оставив о нем никаких сведений. Для родственников он просто исчез. Поиски не дали никаких результатов, о репрессированных в СССР боялись говорить даже в присутствии стен…»

Этими словами начинаются воспоминания Николая Викторовича Тарунтаева о замученном батюшке…

…Николай Иванович родился 23 декабря 1892 года в семье охтинского краснодеревщика в Петербурге.

Когда жизнь заканчивается, то сразу становится виден весь путь человека, остается после него ярко прочерченная линия… У одних — это стремительное восхождение, у других — топтание на месте, у третьих — тягостное преодоление препятствий, у кого-то замкнутый круг. Каждый сам себе прокладывает дорогу и выставляет ориентиры.

Жизнь отца Николая — это подъем. Без устали, без остановок, без снисхождения к себе. А это самый прямой путь к Богу. Даже не верится, что столько можно было успеть за сорок четыре года, которые он прожил на земле…

В 1915 году он окончил Михайловское Артиллерийское училище. Первую Мировую войну встретил на Кавказском фронте и дошел до Эрзерума. Был ранен турецким янычаром. Уходил на войну прапорщиком, а вернуться должен был капитаном, да еще с наградами — за мужество и доблесть он был удостоен двух орденов — святой Анны и святого Станислава.

Наступил 1917 год. Была близка победа, Россию ждал заслуженный покой и процветание. Но в этот момент все рухнуло. Совершилась революция. Правда вдруг стала ложью, Бога забыли, народ, за который боролись, начали истреблять в невиданных до этого времени масштабах. Герои стали врагами. С фронта увозили офицеров в товарных вагонах, арестовывали, расстреливали.

Николая Ивановича вместе с другими офицерами заперли в подвале, решая их судьбу. За эту ночь он поседел… И тогда, в темном пространстве, на волоске от Вечности, дал обет, что если удастся выжить, то посвятит сохраненную жизнь Богу…

Так отец Николай стал священником. Новый крест был тяжелее прежнего. Земля была выбита из-под ног. Опереться можно было только на веру. Но и этот путь он прошел до конца, мужественно и честно.

Его арестовали в ночь на 17 августа. Он попрощался с семьей и ушел навсегда.

«Узнав о том, чье имя дала мне мать, я начал его поиски. Я посетил почти все приходы в городах, где он служил, и… находил, встречал людей, чьих детей он крестил, прихожан, которых он исповедовал, причащал.

Нашел даже семью, которая до сих пор хранит абрикосовую косточку, которую он бросил через решетку тюремной камеры, приняв от них последнюю передачу.

И так двадцать два года… пока 30 октября 1989 года нас не вызвали в КГБ. На стол легла тонкая папка. Из ее содержания мы узнали, что дед на допросах виновным себя не признал, но «изобличен» показаниями стукачей, признан виновным и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 24 сентября 1937 года и захоронен в братской могиле на Левашовской пустоши в пяти километрах от родного дома. Реабилитирован он посмертно в 1989 году.

Из официальной статистики тех лет я узнал, что 24 сентября 1937 года в Ленинграде было приведено в исполнение четыреста три смертных приговора, а во всем СССР — девятьсот тридцать четыре. То есть в Ленинграде в тот день уничтожили почти половину всех обреченных по стране!

Я вошел на территорию кладбища и вдруг услышал голос деда: “Ты меня искал? Вот ты ко мне и пришел!”

По телевизору шла передача “600 секунд”. Старик-палач рассказывал с экрана: “Мы стреляли в затылок под мозжечок снизу вверх на согнутой руке, чтобы наверняка. Рядом стояло ведро водки — для храбрости и ведро одеколона — чтобы не пахло кровью. Однажды я расстреливал священника. Выстрелил, а он стоит. Выстрелил еще несколько раз, а он все стоит. Поглядел ему в лицо, а он стоит мертвый…”

Прошло много лет, а мне все кажется, что это моего деда не брали пули пьяного чекиста…»

* * *

Не блестели молнии, не чернело солнце, не содрогнулась земля, когда совершался их мученический подвиг. Единственное чудо, которое явил Господь, через этих людей — сила веры и преданность Богу. И нет другого чуда, которое могло бы сравниться с этим.

 

Автор статьи Мария Мельникова

Читайте также: